| Новости медиажизни в Иркутской области | |
| 01.02.2021 |
|
|
Второй митинг сторонников Навального в Иркутске: реакция в соцсетях |
|
Иркутск, 1.02.21 (ИА «Телеинформ»), - В Иркутске 31 января прошла несогласованная с властями акция протеста, организованная сторонниками Алексея Навального. Телеинформ собрал реакцию иркутского сегмента соцсетей на резонансное политическое событие. В отличие от первого митинга, который хоть и тоже был не согласован, но прошел мирно и интеллигентно, в этот раз события развивались по более жесткому сценарию. Отметим, обошлось без массовых избиений, на что повлияла, вероятно, морозная погода: участников было около 500 человек. Для сравнения, 23 января на улицы вышло примерно в пять раз больше иркутян. В последнее же воскресенье января акция была отмечена массовыми задержаниями: из изначального количества активистов от улицы Урицкого до площади перед зданием правительства Иркутской области дошли около 170 человек, правоохранительные органы задержали сотню участников.
– Не собираюсь оправдывать организаторов сегодняшнего митинга в Иркутске. Но я сторонник того, чтобы был запрет на запрещение митингов. Пусть люди ходят и выражают свое мнение. Но такого позора я никогда не видел. Десятки задержанных, причем были задержания тех, кто не являлся активным участником и просто стоял в сторонке. Дошло до того, что главред Бабра Андрей Темнов решил отбить задержанного и сам оказался в автозаке. Иркутск, не учись плохому у Москвы. У нас должен быть свой путь. А еще сегодня родилась целая глава для мемуаров о мужественных женщинах, которые спасали иркутских оппозиционеров. Барышни, вы прекрасны.
– Был бы митинг за дело, – это другое дело! А так, за пустышку Навального… Против одних кукловодов, но за других кукловодов… Не понимаю.
– Что это было? Что будет дальше? – задается он вопросом.
– Дальше будет еще жестче, правда это при условии, что будет выходить меньше народу. У них есть пример Белоруссии.
– Около самого Серого дома сначала повторился сценарий улицы Урицкого. Вдоль установленного металлического ограждения вокруг здания правительства выставили цепь обычных полицейских. Однако вскоре на место прибыл ОМОН, а люди в штатском вели непрерывную видеосъемку участников акции. Протестующие остановились на площади в нескольких метрах от ограждения и не делали попыток приблизиться. Кто-то подходил и снимал фото и видео, кто-то даже пытался разговаривать с бойцами в оцеплении. Большинство оставалось на расстоянии и просто скандировало актуальные лозунги оппозиции. Так продолжалось достаточно долго, минут 20-30. Казалось, еще час максимум и протестующие выдохнутся и разойдутся по домам. Тем более, 25-градусный мороз не думал отступать. Но вскоре спецназ «зашел с тыла» и отсек людей от пешеходного перехода на площади Сперанского, после чего началось то самое, знакомое по репортажам из других городов, «винтилово». Группа «космонавтов» врывалась в ряды митингующих, выхватывала одного-двух человек, после чего, прикрывая друг друга, омоновцы уводили свои жертвы в те самые муниципальные автобусы. Задержания граждан сопровождались проклятиями со стороны других иркутян, оставшихся снаружи оцепления, и даже редкими попытками освободить задержанных. После того, как протестующие были рассеяны, ОМОН в азарте решил перейти площадь Сперанского и разогнать людей, собравшихся там перед пешеходным переходом. Похоже, план по задержаниям был еще не выполнен и «космонавты» начали хватать всех подряд, включая обычных прохожих. Через несколько минут и тут все закончилось. А в два часа дня «доблестные» спецназовцы погрузились в автобусы и уехали. И увезли с собой несколько десятков иркутян.
– Не нравится выходить за Навального – выходите за свои интересы, за свои ценности, но с этим у лоялистов вторая фундаментальная проблема. Люди привыкли думать, что их интересы выражает Начальство и лучше знает, в чем они заключаются. Это ошибка, Начальство выражает свои интересы, а ваши – по остаточному принципу, на что хватит ресурсов после удовлетворения своих. Так устроена наша демократия. Отсутствие привычки думать, рефлексировать, формулировать свои интересы приносит в итоге большой вред.
– Позор Иркутскому ОМОНу они сегодня за наши с вами деньги хватали людей, крутили руки, махали дубинками. Такого еще не было, это ужасно!
– 1. Уже накануне акции у меня сложилось мнение, что в этот раз будут задержания. Все к этому шло – от назначения экс-генерала СК Андрея Бунева первым замом губернатора по внутренней политике до жестких пресс-релизов местных силовиков. 2. По сравнению с акцией 23 января обстановка в центре города изменилась кардинально. За час до начала митинга все прилегающие улицы (Фурье, Литвинова, Карла Маркса) были заполнены силовиками. Колонны автозаков, сплошные патрули, автобусы Росгвардии. Были загодя оцеплены мэрия и Серый дом. 3. Холод (-25 градусов) и сильный ветер не способствовали явке. В пиковый момент на улице Урицкого было от 500 до 1 тысячи человек. Заметно меньше, чем 23 числа, но все равно прилично, учитывая обстоятельства. Мегафонов не было, ведущих тоже. Редкие плакаты и кричалки. 4. При попытке колонны двинуться в сторону Карла Маркса, цепь Росгвардии перекрыла улицу. И тут же с другой стороны улицу перекрыли двумя цепями ОМОНа. То есть колонну зажали в клещи. Люди вели себя подчеркнуто мирно – орали кричалки, но не более того. Начальник силовиков предложил людям разойтись, но задержаний в этот момент еще не было. Цепь людей стояла против цепи силовиков. Надо сказать, довольно страшное зрелище. Но об этом как-нибудь потом. 5. В какой-то момент люди сообразили, что можно сбежать из «кармана» через Детский мир (смешно, да). Уже через 10 минут Урицкого полностью опустела. ОМОН сначала затупил, но потом им поступили новые приказы и они ломанулись перекрывать улицу Фурье. Поздно. Люди растекались маленькими группами, по 5-7 человек, и двигались в сторону Сквера Кирова. Были попытки задерживать людей по ходу движения (я видел одно задержание), но в целом люди как-то просочились в количестве 200-300. 6. Сквер Кирова был перекрыт заборами под нелепым предлогом демонтажа елки (что, блин?) Ну, ладно. В итоге до пятака около пешеходного перехода между сквером и Серым домом добралось, повторю, 200-300 человек. Колонна перешла улицу и начала скандировать на площадке около часовни, в сотне метров от крыльца главного здания. Сначала около забора вокруг Серого дома была выставлена жиденькая цепь обычных полицейских, но по мере подхода митингующих началось резкое усиление. 7. Постепенно людей полностью отсекли от здания правительства, затем от сквера. В этом узком квадрате люди начали водить хоровод, что и стало толчком к задержаниям. Людей выхватывали по одному, силовики действовали цепями и звеньями, строго по учебнику. Избиений не видел, но было жестко и немотивированно – люди вели себя мирно, никого не провоцировали и по такому морозу неизбежно бы разошлись минут через 20-30. Винтилово было целиком и полностью инициативой силовиков: они специально заперли людей в кольцо, тем самым делая задержания неизбежными. Видимо, был соответственный приказ. 8. Про мое задержание. Когда ОМОН начал теснить людей, я увидел, что под ноги бойцов упала бабушка (одна из самых активных протестующих, к слову). Ей явно стало плохо и она не могла даже ползти. Просто лежала под наступающей цепью. Я и еще несколько ребят, включая журналистов, подбежали к ней и попытались оттащить, чтобы ее не затоптали. В этот момент цепь уперлась в нас, меня задержали. Дальнейшего не видел – вроде бы бабушку госпитализировали с сердечным кризом. [прим.ред.: напомним, женщине оказали помощь врачи медицины катастроф, но от госпитализации она отказалась, ее забрал домой сын] Здоровья ей. Думаю, этот момент есть на многочисленных видео. Вместе со мной в ОП 8 доставили еще двух ребят, которые тоже помогали этой бабушке. Надеюсь, у них все будет хорошо. 9. Про события в ОП 8 я напишу отдельно. Это довольно интересно. Сразу скажу, никого не били и не пытали, хотя сотрудники полиции в ряде аспектов вели себя не совсем корректно, на мой взгляд. 10. Итого. Я был на всех крупных митингах в Иркутске, начиная с 2006 года. ТАКОГО у нас не было никогда. Это, конечно, далеко не Минск и даже не Москва, но жесткость силовиков была беспрецедентной. Честно говоря, ощущения довольно мрачные. Взглянуть в глаза полицейского государства – очень своеобразный опыт.
– Жесткие метафоры дня. Красноярск (от Золик Мильман). Иркутск (от Сергей Бредихин). Улан-Удэ (от Карина Пронина).
– Опрос в Москве и Питере показывает, что подавляющее число тех, кто протестует, имеет высшее образование. Люди с научной степенью – более 1%, примерно столько же, сколько с неполным средним. С одной стороны, это говорит о том, что протестуют не какие-то дурачки, а с другой – пока не выйдет глубинный народ, ситуация не изменится.
– Иркутский бунт всегда гораздо более бессмысленен, чем беспощаден. И это здорово. А затем приводит пространный «мемуар-метафору»: Громада дворца спорта бессмысленной серой массой громоздилась за спиной профсоюзного зазывалы, особенно нелепо зияя в тот день на фоне жизнерадостного весеннего неба. Скучный оратор, недавний комсомольский вожак, чья продуманная карьера так трагически видоизменилась с падением Советского Союза, уныло по-комсомольски жевал какие-то вязкие вымученные никому не интересные слова, которые, впрочем, никто и не слышал, так как университетский профкомовец просто не умел выступать на митингах, площадное ораторство очевидным образом было ему неподвластно; ещё со времени его председательства в совете пионерского отряда, этот старый ныне комсомолец школил себя исключительно в помещениях. Сам митинг был таким же нелепым, как и организовавший его профком студентов, члены «красной головки» которого выступали теперь след за своим лидером, с тем же успехом, что и он — никем не слышимые, неловкие, с неуклюжей жестикуляцией повторяющие друг за другом долгие занудные завывания. Профкомовских сменили какие-то их гости: кажется, городские чиновники и преподаватели, ищущие дешёвой популярности у студентов. Последние, рассудив, что студенты, пришедшие на студенческий митинг, относятся к нему серьёзно, толкали какие-то почти заискивающие речи. Чиновники же, все как один, почему-то пытались давить из себя натужную боевитость, верно такими бодрячками они представляли себе выступающих перед молодёжью; они ни перед кем не заискивали, наоборот, профкомовские организаторы с какой-то стати заискивали перед ними. Университанты, официально получившие в этот день освобождение от занятий, притащились на площадь неизвестно зачем. Никто из них не знал ни повестки, ни своего представителя, самозабвенно (но так же неслышно) выступавшего от их имени, никто ровно ничего не слыша, не понимал и не требовал — это была обычная молодёжная тусовка, только народу было много, и на трибуне кривлялись какие-то унылые незнакомцы. Неожиданность произошла после объявления об окончании забастовки (многие только тогда узнали, что это была забастовка и много тому дивились). Группа каких-то распущенных старшекурсников предложила идти к зданию областной администрации. Началась сутолока, идея передавалась в разные концы площади, всем присутствующим эта блажь поглянулась. И напрасно профкомовцы надрывали свои непоставленный голоса, пытаясь объяснить, что поход к зданию областного правительства несанкционирован властями, идея уже завладела умами масс, в обществе началось какое-то нездоровое ликование, похожее на бурлящую радость, охватывающую алкоголика, предвкушающего близкую возможность выпить. Народ кучами повалил на Амурскую улицу, в районе лютеранской кирхи толпа стала организовываться. Завелись и организаторы, явились распорядители, говорящие как власть имущие. Они начали выстраивать студяг в широкие шеренги и уже у здания русско-азиатского банка толпа превратилась в стройную колонну, управляемую лидерами. Недавно разрозненным молодым людям, казалось, стало приятно подчиняться приказаниям совершенно незнакомым им людей. Всё это имело вид шутки: одни как бы в шутку командуют, другие — в шутку подчиняются. Но, в шутку ли нет ли, колонна уже шагала по проезжей части Амурской улицы, люди в шеренгах смыкались и цепко держали друг друга под локти, они кричали нехитрые, на ходу придуманные кричалки. Во главе колонны шествовал какой-то толстый юноша-брюнет с длинными вьющимися волосами. Было видно, что всё существо его ликовало — он заходился в клокочущей и горлом идущей радости, доходило до того, что он, не у ея справиться с чувствами, начинал нервически похахатывать, чтобы дать внутренней дрожи хоть какой-то выход. Наконец он скомандовал колонне начать петь песню «Перемен!» И сам первый её и запел. Да, пошлый выбор, но сработало — все знали слова, все разделяли максимализм текста и все с охотой подхватили. И, сперва нестройно, но вскоре громогласно несколько сотен глоток уже в унисон сообщали, что их сердца требуют каких-то перемен. Хотя каких к чёрту перемен ещё было нужно в 1995-ом году...Шагая по родным местам рядом с безумной колонной, юный тогда ещё автор предпринимал титанические усилия, чтобы подавить в себе стихию врывающихся чувств, утишить тахикардию, заключить в оковы благоразумия веселящие всполохи мнимого единства, мнимого братства, мнимой солидарности. Сердечные улицы древнего города, на которых автор вырос, помогали восстанавливать связь с реальностью. Вот бесноватая толпа подошла к Харламиевской, вскоре мелькнула Баснинская с её троллейбусным тупичком, вот замаячил конструктивистский полукруг госбанка и, наконец, мятежная колонна подошла к Тихвинской площади. Здесь студентов встретили немногочисленные милиционеры, которых, вероятно, второпях удалось найти в ближайших околотках. Толпа, увидев милиционеров, начала звереть безо всякого повода. Брюнет принялся разжигать ненависть к ни в чём неповинным ментам. Он бесновался в своей косухе, нелепо сбивавшейся на округлом его пузике, выкрикивал гадкие оскорбления и его чёрные, лоснящиеся лохмы летали из стороны в сторону. Наконец, сорокапятилетний милицейский офицер, человек испуганный, но мужественный приказал взять негодяя. Ему заломили руки за спину и повели в милицейскую машину, припаркованную прямо в сквере. Меж тем колонна на линии Большой Трапезниковской начала опять превращаться в толпу, заполняя собой всё пространство от Тихвинской до Амурской и одновременно продвигаясь к вожделенному обкому. Добравшись до машины, где был заключён их стихийный атаман, молодые негодники стали раскачивать автомобиль, грозя перевернуть его. Первым из машины вышел знакомый нам офицер. Он был бледен как полотно и немолодое лицом его выражало одновременно решимость, презрение к последствиям и тошнотную брезгливость. Эта благородная обречённость была так красива, что вызывала гордость в сердце любого благородного мужчины, и юный автор, с ужасом для себя, решил, что, если начнётся бой, то он примет сторону офицера. Но бой, по счастью, не начался, офицер помолчал и с горечью молвил: «Что же Вы делаете, подонки!» В ответ посыпались оскорбления, требования освободить бесноватого брюнета, какие-то завывания, тупые подростковые резоны, бабский визг... Всё это было так гадко, подло и по-лакейски, что и описать нельзя. Оставалось дивиться, что вот ещё полчаса тому назад это были обычные студенты университета, люди как люди, и вдруг под влиянием непонятной стихии в них возбудились самые отвратительные инстинкты, самое животное, обезьянье начало. Многие даже не могли членораздельно говорить, вопли и бессмысленные выкрики заменили человеческую речь. Перед глазами наблюдателя разверзлось безбрежное стадо. Волосатого атамана выпустили из машины, сняли наручники, и он, кривляясь и скверно оскорбля милиционеров, повлёк за собой остатки своих пасомых. Офицер и пара молоденьких ментов устало проводили их безмолвными взорами. Толпа продвигалась к зданию администрации, когда с Семинарской или Дворянской улицы выехало несколько огромных, как показалось, милицейских грузовиков. Машины приблизились к зданию администрации, и из них быстро и слаженно стали выдвигаться бойцы в диковинных доспехах: на них были кирасы, шлемы, в руках они держали огромные и блестящие щиты. За пару минут они вытянулись в длинную цепь, оканчивающуюся аж у здания губернского казначейства, и их щиты одновременно сомкнулись с гулким и звонким лязгом. Толпа непроизвольно издала громкий восхищённый возглас. Было видно, что дальше идти не стоит. Как-то интуитивно стало ясно, что эти блестящие на солнце ратники определённо выполнят приказ, даже если придётся открыть огонь по толпе. Грешно признаваться, но автору на мгновение даже захотелось, чтобы они открыли этот огонь. Чёрт его знает почему, кажется, юношескоечувство справедливости требовало какого-то очищения ото всей этой мерзости, грязи, ото всего этого чего-то скотоводческого, во что бессмысленный и глупый порыв превратил нормальны в общем-то и до и после этого события людей. К счастью, ничего такого не случилось. Толпа утихла. Затем неизвестно зачем из здания администрации пришёл тогдашний губернатор Ножиков, сияющий как червонец и покровительственно помахивающий «восставшим». Он начал задавать какие-то вопросы, какой-то идиотский «стачечный комитет» велел выбрать. Словом, весь этот идиотизм закончился столь же уныло и бестолково, сколь и был начат неудавшимися комсомольцами студенческого профкома.
13:05 и далее: - Идите вместе, они к вам подойдут, и делайте красиво. - Я подстригся. - Я просто смотрю. Я даже не уверена, что туда стоит идти. - Алле, я возле администрации города. - Уже. - Сколько? - Тут, […], омон, […]. Уже все облепили. - Если что, я курю. - Свободу политзаключённым! Свободу политзаключённым! - Быстрей! - Отпускай! Отпускай! Отпускай! Отпускай! Отпускай! Отпускай! Отпускай! Отпускай! Отпускай! - Че видел? - Он командует. Куртку надел. - Свободу! Свободу! - Все камеры одинаковые. - Как будто бы нет, даже не маскируются. - Да, с такими камерами... - Он говорит: против всех. Кого он обманывает? - Мы без оружия! Мы без оружия! Мы без оружия! Мы без оружия! Мы без оружия! Мы без оружия! - Вот это да, по три человека на одного человека. Подождите, сейчас. Если они будут... - Против народа. Это вообще. Хотя вояки сказали... я три части знаю, они сказали, что будут с народом... - Мы не боимся! Мы не боимся! - Вот они там стоят, уже готовятся нас принимать. - Мы не уйдём! - Да что же это такое?! - […], у меня руки – у меня в перчатках руки отваливаются. - Свободу Алексею Навальному! Свободу Алексею Навальному! - Вот там туалет. - Я сгоняла, а там... - Я ни в какой партии не состою! Хочу, чтобы мне вернули пенсию! Хочу, чтобы дали моим детям работать! Никакой организации нету – я сама себе хозяин! Почему, когда пенсию фонд присваивал, молодёжь нас не поддержала? Мы ходим, их поддерживаем. - Вы молодец. - Готовятся выступать. - Путин вор! Путин вор! - Я сегодня про этот замок смотрела. В 2011-м ещё экологи говорили, что... - Так, нас окружают... - Ага, основной народ расходится. - Вот это цирк! - Вообще-то они смешные жуть с этим своими щитами. - Сами бы не поранились. - И народу... - Ну что остаемся или идём? - Вот вы что тут, против народа! Вот вы стоите, что же, народ просто так вышел? Ну посмотрите на нас. - Работа у нас такая. - ... Работа! Ежов умер, Ягода умер... - Ты стой в сугробе – никому не охота по сугробам бегать... - Эй, осторожно, смотри... ____ Дальше телефон замёрз и сел – больше не записать, друга взяли за локоть и увели в пазик. Хороводы все ещё водили – кольцо полиции-омона-росгвардии пока не замкнулось. В роли автозаков были в этот раз и рейсовые автобусы. Люди разбегались, но уходили не все. Не знаю, как было на Урицкого, на месте сбора, но у администрации было очевидно, что одни не то что умеют митинговать, а другие не то что умеют разгонять митинги. И не то что хотят. Как-то кривенько вставали с щитами и постукивали ими, нелепо убегали и коряво догоняли. Кто-то кричал, что ударили дубинкой женщину. Подъехал реанимобиль – передавали, что кому-то стало плохо. Те, кого хватали на моих глазах, в основном не отбивались. Те кто хватал, делал это как-то с опаской или не вполне понимая, как это. Доносилось нестройное и одиночное скандирование «позор!» Слово «хватали», наверное, чересчур. Скорее это было похоже на вялую, вынужденную игру в пятнашки. Как будто многие и хотели бы уйти, но у кого приказ, у кого убеждения, кто не видит выхода, кому надо понять, что происходит, кто не может уйти, потому что другие же тут, у кого азарт борьбы, у кого отчаяние – разное, наверное. Не очень многочисленные оставшиеся митингующие перешли дорогу и встали на сквере, иногда им сигналили машины, доносится крики. Через дорогу свиньёй стояли митинг разгоняющие. Или разогнавшие? Вроде да, но вроде нет. И никто особо не понимал, что делать дальше. Я забралась на часовню: убегать казалось неправильным, понаблюдать казалось важным. Ко мне присоединилась девушка – мы поболтали о происходящем. Подошли еще две - я только сказала про адски скользкие ступеньки, а они уточнили, где все – и ушли на сквер. я стояла также глупо, как все вокруг было глупо. Минут через пять ряды подразделений начали шествие в автобусы. Их можно было легко считать и рассматривать – включая больших начальников в шапках. Посреди этого хода ко мне из откуда-то юркнул зрелый уже гражданин. Он молча встал перед ступенями часовни, на верхней из которых стояла я, и что-то бормоча и глядя на меня – перекрестился. Я смогла только нервно смеяться. А еще через пять минут целенаправленно ко мне шёл человек в форме. Ну думаю, вот теперь точно проеду. - .... - Чего? - .... - Чего? Я не слышу, – говорю, снимаю капюшон, отворачиваю край шапки и разворачиваю к нему ухо. - Что вы здесь делаете? - Смотрю, что происходит. - Спускайтесь! Уходите отсюда... Видите же, что происходит. - Грустное что-то происходит. Беспросветное. Я спускаюсь, он поворачивается и говорит мне: спасибо. Видите, говорю, не такие уж мы крокодилы. И вы. Не все мы, не все вы. А он так грустно хлопает своими ресницами замерзшими, и я думаю: где граница между пониманием и оправданием, как мы видим друг друга – они, мы, а поможет ли мне видеть его и наоборот или иллюзия? Начинаю расспрашивать, чего сегодня так грустно, а какие указания насчёт задержанных, он что-то говорит, но смотрит недоверчиво. - Я ничего не пишу, смотрите. Честное слово. Мы без оружия, – ехидствую тихо. – Просто у меня друга задержали – и вот... А то бывают ведь и бьют, и мурыжат, ну вот. Он рассказывает – и в конце: - В Иркутске все-таки по-легкому. - Ну да, в Иркутске относительно лайт. И как-то мы оба понимаем, что, в общем...
– Дело в том, что в Иркутской области в новейшей истории было семь губернаторов, работал и я больше четырёх лет и мне даже в голову не приходило, чтобы мы могли окружать людей, ограничивать их проход-проезд по городу, ставить вот эти вот барьеры, заграждения и ограничивать свободу слова, свободу собраний. Это впервые у нас в Иркутской области, в Иркутске появился такой зажим. Это, конечно, неправильно, потому что люди имеют право на мирные демонстрации, мирные акции и выражение своей точки зрения. Это первое. Второе: и ранее, и сегодня много задерживали людей, в том числе и незаконно, это мы выяснили и через суды.
– Каждый должен будет дать отчет своим действиям. Нынешнее законодательство предоставляет широкие возможности для правоприменителя. И для кого-то 10 суток ареста будет значительным испытанием, оставляющим горечь на всю жизнь. Также он добавляет: – Стоит перечитать работы по охлократии – власти толпы. Еще в Древней Греции было известно это понятие. Сегодняшние события освежают понятийный аппарат новой социологией. Также, по мнению юриста, что у митинга нет идей. – Содержательная часть бедна была 23 января, теперь и говорить не о чем, – прокомментировал он..
– Друзья, я долго не хотел высказывать позицию по поводу митингов. Слишком много мути вокруг них и много вопросов. К обеим сторонам. Я всегда придерживался той позиции, что право мирно, без насилия высказывать свою позицию, в том числе и на уличных акциях – это конституционное право. У людей есть вопросы к власти, они имеют право их задать и быть услышанными. Я придерживаюсь этой позиции и сейчас. Но я вижу, какими методами эти митинги организованы. Ещё летом создана группа якобы в мою поддержку. А сейчас через рекламу с неё призывают идти людей на митинг. Данная группа ко мне не имеет отношения. Я разрешения делать такие призывы от своего имени не давал, сам не призывал. Получается, некто целенаправленно от моего имени вводит в заблуждение пользователей соцсетей. Я считаю, что это низко и недостойно. Раньше я выдерживал нейтральную позицию по теме митингов, но теперь у меня серьёзные вопросы к организаторам и их методам ведения агитации. К своим друзьям же я обращаюсь с простым сообщением: будьте осторожны и бдительны. В соцсетях много фейков. Нужно уметь отделить зерна от плевел.
– Коммунистические идеи в капиталистическом мире под сепаратисткие лозунги. Я домой. Вообще да, школоты навалом было. Но скажу честно, было б мне 15-16 лет, я бы там тоже носился на велосипеде, с пивом и сигаретами, с лозунгами «Анархия – мать порядка» и еще бы слэм с товарищами устраивал!!!! Аж душа воспылала!!! Вспомнил детство! Где ж мой задор и вера, что до 30-ти не доживу :((( Где то время, когда кинуться на охранника в рок-клубе или покидаться камнями в окна было весьма интересной забавой :((( Похоже, я таки вырос из возраста «малолетний дебил». Печально, прискорбно.
– Молодость – этот недостаток который быстро проходит. Останется ли у них протест и жажда справедливости спустя 5 лет? Уже после того как их в армии научат обращаться с оружием? Или армия и вуз их сломают? Заровняют под среднюю серую унылость? Некоторую часть – безусловно. Другая сопьется, женится, купит машину, возьмет кредит и появится страх потери имущества. Самое неприятное в системе – ущербность её альтернатив.
– FB становится учебным пособием для будущих психиатров. Кстати, на К.Маркса появились машины Росгвардии. Стоят. Ждут пациентов. ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
ЕЩЕ ПО ТЕМЕ:
Тэги: |
