| Общественная жизнь в Иркутской области | |
| 25.07.2024 |
Разрушая и воскрешая мифы об Иркутске: известные горожане высказались о «хайповом» тексте столичного гостя |
|
|
|
«Город большого мифа и большой обиды» - под таким заголовком в «Коммерсанте» на днях вышел известного российского архитектурного критика Григория Ревзина. Публикация вызвала большой интерес у иркутской читающей публики, гуманитариев и лидеров общественного мнения. В статье Григория Ревзина немало провокационных утверждений. К примеру, такое: «В ряду сибирских городов Иркутск впечатлил меня не тем, что он на порядок умней, сложней, глубже остальных – хотя это так, – а ощущением устойчивой вялотекущей неврастении». Автор скептически оценивает «большой миф» Иркутска – Байкал, выражая сомнения в том, что озеро и вправду является священным для местных народов, а также отмечает «культ чистой воды» у иркутян. Досталось от эксперта и «наследию декабристов». Однако, в целом тональность текста – позитивная, и даже – местами - восхищенная. К примеру, автор отмечает набережную «роскошной Ангары» без промузлов, гаражей и прочего, по которой можно идти часами: «Это такое чудо, какого в России нигде и нет». Также Ревзин обращает внимание на уникальную старую архитектуру Иркутска – «сибирское барокко» и «дворцы» иркутских купцов. – Но главным образом Иркутск захватывает не качеством архитектуры отдельных зданий – в основном это крепкий, но средний профессиональный уровень, – а самой структурой городской ткани. Это столица конца XIX века, и, честно скажем, в Российской империи не много таких городов просто потому, что это уровень цивилизации, которого мало где удавалось достичь, – отмечает автор. Но при этом эксперт с горечью говорит о текущем плачевном состоянии исторического центра: улица Карла Маркса «какая-то запущенная, как бы после тяжелого и не первого запоя», усадьбы купцов на прилегающих улицах «стоят как последние зубы», а деревянные мещанские дома 19 века «в основном в ужасном состоянии». Григорий Ревзин вспоминает «травлю» архитектора Павлова местной интеллигенцией с подачи Союза писателей, придерживающегося распутинской философии, а дома 130-го квартала, воссозданные в распутинских традициях, сравнивает с «раскрашенными покойниками». «И все, на этом Иркутск кончился», – резюмирует автор. Оттолкнувшись от яркого текста Ревзина, своим мнением относительно Иркутска, его философии, истории и нынешнего состояния, делятся известные в городе люди.
– С родным городом обычная проблема - соединить разнообразие детального повседневного знания с представлением, откуда и куда он движется. И понять, движется ли. С городом, в который приезжаешь, еще хуже - сразу ухватываешь его целиком, всё про него понимаешь и пишешь очерк или путевой дневник, которые начинаются с приговора: город обречен или город веселит и радует. Лаконичный текст Резвина очень хорош и располагает к диалогу, поскольку написан с симпатией к Иркутску, со знанием дела и стилистически ярко. Но оптика человека, приехавшего ненадолго из столицы, всё же неизбежна, а публицистические задачи побуждают на основе командировочных впечатлений не только разрушать мифы (заслуженно), но и выстраивать новые. Мифотворчество начинается с подзаголовка о победе почвеннической литературы над современной архитектурой. Абсолютные победители – в том числе и в названной битве – застройщики. Надеюсь, что не вечные. Деревянный Иркутск не Владимир Павлов уничтожал. Не знаю, насколько он любил деревянное зодчество – лично не знал мэтра, а пересказывают разное, иногда противоположное. Во всяком случае в альбоме реализованных проектов Павлова есть и деревянная архитектура. А главное – «деревяшки» Иркутска в 70-80-х спас и Павлов, добившись вместе с коллегами запрета на строительство в историческом центре зданий по типовым проектам. Парадокс. Но именно с парадоксов начинаются вопросы, поиск ответа на которые позволили бы представить более объемную картину. И тогда история тяжбы за деревянный Иркутск не была бы сужена до схватки середины 80-х. Кстати, и атака против Павлова началась до 1986 года, в 1986 Павлов попытался наладить взаимопонимание, но оппонентам не диалог был нужен, а накал страстей (да и Распутин в те годы до веского участия в травле не опускался – в этой детали, которая для Иркутска не деталь, Ревзин не прав). А яркие эпизоды битвы за архитектурное наследие Иркутска (и часто успешной) были еще в шестидесятых, когда и термина «деревенщики» не было, боролись вполне себе городские люди – и иркутяне, и профессионалы из столиц. Я не поклонник брутализма в архитектуре и, кстати, лучше бы называть его иначе, чтобы не роднить с брутальностью социально-политической, которая зло безусловное – но проекты Павлова вписались в многообразие города, его гармоничную многослойность – главную ценность иркутской архитектуры. Другой миф – очень энергичный и убедительный для читателя, но резко оторванный от предмета – история 130-го квартала. В главном Ревзин прав – это про смысл города и уроки проекта, не говоря уже об уроках того, как меняли инвесторы и начальство замыслы и во многом разрушили смысл проекта – это принципиально важная тема для понимания ресурсов и рисков Иркутска. Но и здесь логика публицистического мифа резко исказила детали – и про 20 сохранившихся домов (в полтора раза больше), про то, что латали и заново собирали (от силы – несколько), а главное про то, что квартал пустует. Он при запуске был настолько живой, что переломил привычную риторику о том, как «деревяшки» губят город. Да и сейчас далеко не пустует – совсем не факт, что так будет всегда, однако после 130-го на деревянное наследие изменились взгляды и у горожан, и у сервисного бизнеса, и у строительного, и у власти (которая у нас совсем близко к бизнесу строительному). Вроде небольшой текст написал Резвин, но настолько насыщенный, что, если бы не ограниченный формат оперативного комментария, то хотелось бы еще пару-тройку мифов разобрать, а то они имеют свойство после таких ярких высказываний подменять не только прежние мифы, но и общий образ города. Однако дело не столько в борьбе мифов, старых и новых, сколько в работе со смыслами – интеллектуальной и практической, а для того, чтобы эта работа была осмысленной (простите за каламбур, но он здесь важен), очерк Резвина, и особенно в сочетании с его очерками об Улан-Уде и Новосибирске, дает не просто повод, дает сильные образы и хорошо сформулированные тезисы.
– Это прекрасный, великолепный, выдающийся текст. Тем более, написанный автором, обладающим огромным и заслуженным авторитетом в гуманитарных кругах. Текст состоит из точнейших наблюдений и глубоких выводов, и что очень важно, изящно сформулированных. Текст прекрасен настолько, что его не портят три-четыре фактических ошибки. Раз не портят, то я их назову. Очень неудачная формулировка тезиса о том, что в Иркутске не было военных производств. Автор хотел сказать, что военные производства не были градообразующими (что тоже сомнительно, учитывая роль нашего авиационного завода в формировании и развитии Иркутска Второго), но получилась фактическая ошибка. Неправильно называть 130-й квартал пустующим, неверно говорить, что в музее декабристов совсем нет реальных вещей, принадлежавших декабристским семьям. Очень плохим получилось высказывание про снос «Дома на ногах». Иркутяне знают, что снесли не очень перспективный долгострой, даже не «дом на ногах», а «ноги», а у читателей может возникнуть ощущение, что в Иркутске уничтожили полноценное творение лучшего архитектора позднесоветской эпохи (В. Павлова). Ну это ведь не так. Кстати, для «сообщества вспыхнувших» - иркутян, возмущенных тем, что написал Ревзин – рекомендую почитать его о Новосибирске и успокоиться. Новосибирску досталось гораздо больнее. Ну надо, надо признать, что Григорий Ревзин, что называется, понял Иркутск, почувствовал Иркутск – его величие и упадок, его драму, его тупики и перспективы. Со всей полнотой ответственности могу сказать, что это лучший текст об Иркутске, написанный в последние 30-40 лет. Конечно, скромно можно заметить, что и в Иркутске есть авторы, стремящиеся смотреть на Иркутск без розовых очков, выражаясь отменной метафорой журналистки Галины Солониной, не являющиеся ни пчелами, ни мухами (то есть, не сводящими Иркутск ни к мёду, ни к дерьму). Их тексты, может, уступают Ревзину в изяществе стиля, но едва ли уступают в глубине смыслов. Полагаю, впрочем, что, например, тексты Михаила Яковлевича Рожанского и в стиле не уступают. Однако такие иркутяне – склонные и к реализму, и к иронии, и к глубокому осмыслению, а не к официозному пафосу или публицистической истерике – увы, не могут рассчитывать на тот интерес к себе, который легко получает столичный интеллектуал, тем более, такой яркий, как Ревзин. Но тут уж ничего не поделаешь, провинциализм – это страшная штука. Он может помешать понять, что по одним улицам с тобой ходил лучший советский драматург (Александр Вампилов) или ходит лучший российский бард, автор уникальнейших песен (Олег Медведев). И ты будешь оставаться в неведении, пока на это не укажут из столицы. Ну ничего, мы, иркутяне, всегда жили с этим и как-нибудь дальше жить будем.
– Провокация удалась, похоже: многие знакомые прислали этот текст, и чувствовалось, что ждут опровержения некоторых резких и неприятных для иркутского слуха тезисов. Мысленно можно представить количество недовольных иркутян, которые готовы подняться на защиту города. Не буду обращать внимание на некоторые неточности и заблуждения, это простительно московскому взгляду на Иркутск и иркутян, а попробую дать комментарий к духу статьи, глубине и масштабу замысла. Статья написана профессионально, плотный текст, который запускает размышление о нашем городе под непривычным углом, такие тексты редко встречаются об Иркутске – «Таинственность судьбы великого города». Собрав воедино хотя бы несколько следующих фраз, можно уже не обращать внимания на критику: «В городе роскошная Ангара, мощная, прозрачная, широкая, без заводов, свалок, гаражей на берегах. Нет прома, одна набережная. Это такое чудо, какого в России нигде и нет (только в Петербурге, кажется), и по этой набережной можно идти час, два, три, и все мало». Или «он (город) построен уверенным в себе, мощным, образованным – это европейская буржуазная столица», возведенная частным капиталом. Или «Это столица конца XIX века, и, честно скажем, в Российской империи не много таких городов просто потому, что это уровень цивилизации, которого мало где удавалось достичь». Если обращать внимание на такие замечания, текст выглядит уже приятнее. Но иркутяне острее воспринимают негативные детали, и позитивное часто меркнет на этом фоне. После прочтения этой статьи хочется поддержать автора, он дал ценный взгляд на наш город, где много «невнятного хлама», построенного за последние годы, и чувствуется, что «смысл города вышел», это заметно только из внешней позиции, так как в самом городе продолжается «почтенный романтический жанр любования эстетикой руин», и город продолжает выталкивать талантливых людей, не беспокоясь о том, что они могли бы реализоваться здесь, как будто не принимает новизны. А город, не создающий новое, новые знания, не являющийся центром в каких-то направлениях – теряет статус столичного. Можно спорить и не соглашаться с тем, что в 130-м квартале «удивительно пусто», квартал популярен, и это факт. Но за последнюю неделю мне несколько гостей нашего города сказали: «А почему в городе так мало людей на улицах вечером?» И правда, в июле ощущение, что весь город уезжает на Байкал или куда-то дальше, в пятницу все тракты регулярно забиты, в праздники в центре никого – и напрашивается вывод, что иркутяне бегут из города, не живут в нем полной городской жизнью, не «празднуют город». А от этого страдают те, кто делает хоть какие-то интересные городские проекты для иркутян, не запускается экономика, как могла бы, нет жизни центра большого города. Могу только посочувствовать человеку, смотрящему на 130-й квартал и видящему в нем «раскрашенных покойников на сцене», справедливости ради нужно сказать, что в этом есть и правда – 130-й еще не постарел, в нем мало иркутской идентичности и до сих пор собственники не поняли ценности этого проекта и ценности подлинности – команде проекта не удалось его завершить, но это совсем другая Иркутская история. Но со временем это проходит, и раскрашенность может пройти, а может и не пройти. Такие тексты либо вызывают традиционную иркутскую реакцию – «да какое вы право имеете нам что-то советовать, что вы понимаете в нашем городе!», либо утверждают в любви к своему городу и дают повод горожанам прислушаться и меняться. Мне по душе второй вариант, он про будущее, а не про обиженность на судьбу и гордость за великое прошлое, которое современные жители и не создавали. «В ряду сибирских городов Иркутск впечатлил меня тем, что он на порядок умней, сложней, глубже остальных», вот только бы элиту и интеллигенцию «монолитную» нашему городу, как в 70-х, чтоб в одной лодке, да с поддержкой друг друга, тогда и «город, где есть Невский проспект, а по краям частные деревянные особняки и сады – это может быть красиво». Заживем, перестанем обижаться и научимся быть довольными своим городом, не оглядываясь и не стыдясь. Для работы и управления во всех часовых поясах нашей страны, с учетом поворота в растущую Азию, Иркутск гораздо удобнее Москвы. Веры всем, кто верит и связывает будущее с Иркутском.
– Статья в «Коммерсе» – важная, глубокая, несмотря на ряд очевидных фактических ошибок (наверное, о них выскажутся другие). Любопытно, что даже если бы этих ошибок не было – смысл ее не поменялся бы ни капли. А он сводится к печальной диагностике: Иркутск – это город, живущий исключительно прошлым (славным, трагичным, увлекательным, драматичным, иногда даже веселым – но исключительно прошлым). Суть жизни интеллектуального и творческого Иркутска – копание в ранах прошлого, лелеяние былых обид (подлинных, мнимых или банально преувеличенных). И, по правде говоря, я лично не вижу никаких предпосылок для изменения этого тренда на «жизнь Будущим»: ни в экономике, ни в региональной политической жизни. Наоборот, все предрасполагает к усилению «западного дрейфа», когда вузовский город просто выполняет функцию аккумулятора лучших кадров с более восточных территорий Забайкалья (откуда я и сам приехал в свое время сюда учиться). И – дальнейший трансферт наиболее талантливых и предприимчивых кадров на Запад: город и его экономика слишком малы для конкуренции масштабных деловых и культурных проектов (я называю это несколько обидным термином «Поселок столичного типа», где все мало-мальски выгодные рыночные позиции давно подконтрольны либо устойчивому кругу федерального, либо выжившему кругу регионального паханата. Собственные планы тут строить просто некому – и не на что). Еще мне показался примечательным сам медиапроект, где засветился Иркутск и его история. Очевидно, что в федеральных интеллектуальных кругах есть любопытство (возможно, даже жадное) к альтернативным сценариям развития страны – и альтернативным «местам силы». Но, в общем, это скорее академический интерес: нынешняя модель развития страны не допускает появления таких центров аккумуляции человеческого ресурса. Даже если там вдруг произойдет единение «либеральной» и «почвеннической» интеллигенций, на что намекает оконцовка замечательной публикации в «Коммерсе». Наоборот, такое объединение мгновенно возбудит подозрения в «сепаратизме» (за каковой легко выдать любой коллективный поиск региональной идентичности) – со всеми вытекающими последствиями. Так что все очень грустно – описывай ситуацию хоть в матерных выражениях, хоть в изысканно-куртуазных (а стиль обсуждаемой статьи великолепен, за это уж точно спасибо!)
- Сразу скажу, что это, на мой пока еще 29-летний взгляд, самый сильный, проницательный и талантливый текст, описывающий наш столичный город. И давайте сразу простим Ревзина за ошибку, что в Иркутске якобы нет крупных производственных предприятий, как и оборонки. Тем более спец он не в этом. Делюсь с вами этим разбором, но выскажу только две мысли, которые родились у меня после его прочтения: Не знал до этого про конфликт архитектора Павлова с Валентином Распутиным, который кончился победой последнего. В тексте аллегорично и вполне точно приведено описание этого конфликта как конфликта двух идей и стратегий городского развития Иркутска. Полностью соглашаюсь с позицией автора по поводу архитектурного и инфраструктурного запустения в нашем городе. При этом Ревзин отмечает, что Иркутск, в отличие от многих других крупных городов, имеет единую городскую ткань. Он ментально един. Он столица в логике его основания. Он европейский город на границе с Азией. Но вся эта величественность из-за мелочности сегодняшних управленцев хереет. Иркутск – город с большим мнением, потенциалом и историей, но из-за бедности своего положения и состояния с огромным ментальным гештальтом, который приводит к протесту по отношению ко всему московскому, а зачастую сталкивает и нас друг с другом. И приведу еще пару запавших мне цитат из текста: «130-й квартал» – это вообще-то классическая пешеходная улица, там магазины и рестораны, и там удивительно пусто, мне кажется, кроме туристов там вообще никого нет. Там сделали еще одну пешеходную улицу, Урицкого, это вообще собянинское благоустройство – лавочки, фонари, клумбы, все как надо, только людей нет… Так что конфликт Распутина и Павлова – это, убирая все детали, конфликт двух экспансий одной цивилизации».
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ПЕТРОВЫМ АЛЕКСЕЕМ ВИКТОРОВИЧЕМ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ПЕТРОВА АЛЕКСЕЯ ВИКТОРОВИЧА (18+) – Это очень интересный, познавательный текст, даже для меня, как историка, потому что не зашоренный взгляд москвича-профессионала, у которого хороший язык, есть познания в архитектуре, и даже если не хватает каких-то исторических знаний, то он не ставил задачу написать исторический текст об Иркутске. Григорий был в городе дня полтора, может, чуть-чуть больше, он заметил все основное, на что обращает внимание гость, турист, который приезжает в Иркутск, отметив как плюсы (их, конечно, большинство), так и некоторые минусы-недоделки (они тоже должны быть). Город мифов – а разве это не так? В советское время тема декабристов была на коне, выгодна государству, мы стали таким городом. Сейчас эта тема неактуальна (все-таки декабристы боролись с властью), и тема декабристов ушла на второй-третий план. Поэтому город со «звездой пленительного счастья» – только кино. Город воды? Да, мы об этом говорим, но у нас нет речного транспорта, мы никак не пользуемся ни Ангарой, ни Иркутом, хотя выросло несколько поколений иркутян, для которых поездки на лодках до Глазково/Звездочки были ежедневно-доступными. Вот, надеюсь, что доживем до единой набережной, и тогда будет больше возможностей смотреть на город у воды. Город величия – да! Здесь наши претензии на столичность, мы так много говорим об этом, обижаемся на Новосибирск, что он – центр СФО (вот и город обид, тоже наше). Про обиды – это и про руины. Вы не пробовали посчитать, сколько зданий в центре города занавешены тряпками/баннерами? Мы спрятали нашу красоту и ждем решения вопросов десятилетиями. Приехал историк архитектуры Ревзин и сразу честно нам сказал об этом. Улица Большая/Карла Маркса – всеми нами любимая – разве не запущенная? Тогда пройдите по ней после восьми часов вечера, вы и не поверите, что вы в столичном Иркутске. Тишина, если не считать пятачки у кабаков в конце улицы, где народ пьет и веселится. Но самое главное – мы любим Иркутск таким, какой он есть, со всеми его превосходствами и изъянами, мы читаем все тексты о нем – и хорошие, и не очень, мы спорим, но любим и живем здесь. Значит мы неравнодушны. А не это ли хотел сказать автор своим текстом, чтобы разбудить нас немного и посмотреть на город под другим углом? Может, все-таки мы попробуем что-то поменять и в нас, и в городе? И вообще, даешь 300-летие улицы Карла Маркса (Большой) с текстами, книгами, танцами и обновленными фасадами! И тогда приедет Ревзин и сделает работу над ошибками.
Тэги: |
